Григорий Бардовский — адвокат, который возложил жизнь на алтарь защиты угнетенных

Григорий Васильевич Бардовский (1848 – 1907) – петербургский присяжный поверенный, активный защитник на политических процессах 70-х гг. ХІХ в.

За 53-летнюю историю дореволюционной адвокатуры примерно 30 человек обрели славу корифеев, выдающихся судебных ораторов. Первые среди равных – Плевако, Спасович, Урусов... Рядом с известными именами неповторимым блеском сияли звезды второй величины – менее признанные, но тоже талантливые, неповторимые и востребованные своим временем судебные защитники.

Не в то время, не в том месте

Есть в мировой истории люди, которым судьба подарила возможность гореть ярко, но, к сожалению, недолго. Они подобны звездам на августовском ночном небосклоне: молниеносно вспыхивают и, к прискорбию, столь же молниеносно угасают. Одним из таких людей-звезд был Григорий Васильевич Бардовский. Имя этого правозащитника ярко вспыхнуло на самых громких политических процессах 70-х годов ХІХ в.: участников Казанской демонстрации, «50-ти», «193-х», революционного кружка Ковальского. Но только четыре года суждено было просиять этому имени на небосклоне отечественной адвокатуры той эпохи. «Человек прекрасный и добрый», преданный идеалам гуманности, справедливости, демократии – таким был, по словам очевидцев, Григорий Васильевич.

Он родился в 1848 г. – в год разгара бурных событий и революционных потрясений на Западе. Возможно, именно это каким-то мистическим образом повлияло на всю его судьбу. А может быть, жизненную позицию будущего адвоката определила наследственность. Ведь отец Григория Васильевича был далеко не последним человеком своего времени – известный своими передовыми взглядами педагог, директор 1-й петербургской гимназии. Да и родной брат, Петр Васильевич (надо заметить, тоже небезызвестный юрист), не прозябал всю жизнь на чиновничьей службе – за революционную деятельность был казнен царскими палачами.

Становление Григория Васильевича как личности совпало во времени с первой в России революционной ситуацией (1859–1861 гг.). Юношеский максимализм и охватившие всех и вся демократические идеи сделали свое дело – Бардовский загорелся желанием служить родине. А потому сразу же после окончания Петербургского университета решил стать адвокатом. Может быть, подобно В. И. Танееву, Григорий Васильевич предполагал, что «в России в скором времени должна быть революция, и сословие адвокатов будет играть такую же роль, как во время французской революции конца ХVIII в.». А потому как человек по своей сути честный, свободомыслящий, но не столь активный, чтобы бороться с деспотизмом революционными методами, Бардовский и выбрал адвокатскую стезю. Ведь даже куда более опытные юристы (В. Д. Спасович, например) поверили в дарованную судебной реформой 1864 г. безоговорочную свободу слова, казалось бы, даже абсолютную гласность. Что уж там говорить об увлеченном освободительными идеями юнце Бардовском?

Яркая вспышка славы

Только четыре года (1875–1879 гг.) блистала звезда Бардовского на правозащитном небосклоне. Но какими были эти четыре года! Ведь за это время адвокат «засветился» в самых нашумевших политических процессах той эпохи – наверное, дали о себе знать его прогрессивные взгляды. Уже после первого выступления в зале суда в качестве адвоката к молодому правозащитнику пришли слава и признание.

Правда, именно в результате процесса по делу революционного кружка В. М. Дьякова в 1875 г. на Григория Васильевича обратили внимание и государственные каратели, ведь, несмотря на разговоры о свободе, никому не было дозволено безнаказанно уличать в жульничестве царский суд. Это и стало началом конца. Хотя суд и приговорил подзащитного Григория Васильевича в деле Дьякова (В. Г. Герасимова) к 9 годам каторги, пылкие речи адвоката не остались незамеченными. Бардовский открыто обвинил суд в подтасовке фактов и дискредитировал «свидетелей» обвинения – трех подставных агентов сыска. «Можно доверять только таким свидетелям, которые нисколько не заинтересованы в деле. Между тем, указанные свидетели сделали донос, на основании которого начато следствие и обвиняемые привлечены к ответственности. Следовательно, эти лица уже заинтересованы в том, чтобы их донос оправдался, другими словами – чтобы подсудимые были обвинены», – чеканил каждое слово Григорий Васильевич.

Впоследствии Бардовскому приходилось разоблачать подставных «свидетелей» и на других процессах. «Как вас рассчитывают? – Поденно или поштучно, т. е. сколько людей изловите, за каждого?» – саркастически поинтересовался защитник у одного из «свидетелей» по делу «193-х». «Я не знаю их расчета. Я получил 350 рублей за все», – последовал искренний ответ. Что тут можно было добавить? Разве непонятны мотивы карательных властей после столь откровенных обличающих речей?

Истинно знаменитым Бардовского сделал суд по делу Казанской демонстрации. Речь Григория Васильевича в защиту обвиненных стала практически главным событием процесса. «Все политические преступления с первого взгляда, если судить по наказаниям, кажутся самыми ужасным, но при рассмотрении сущности их, хотя они и оказываются вредными и опасными для существующего государственного порядка, видно, что в них нет безнравственности деяния. Подсудимый совершает известное действие часто вследствие ошибочного увлечения, но всегда под влиянием хороших и честных побуждений», – не смог скрыть своего истинного отношения у подзащитным адвокат. Именно невозможность (или нежелание!) утаить настоящие убеждения и взгляды сыграла с Бардовским злую шутку. Агент ІІІ отделения, которому было поручено следить за ходом процесса, сделал соответствующие выводы. А разыгравшийся вскоре суд по делу «50-ти», на котором, опять-таки, отличился именно Григорий Васильевич, не дал времени утихнуть царскому негодованию.

Последней каплей для царских карателей стал одесский процесс по делу Ковальского. Защищать подсудимых приехали Бардовский и Стасов. И хотя текст их речей не сохранился, общее впечатление таково: «Произнесли мужественные, блестящие и потрясающие речи». Приговор суда – смертная казнь для Ковальского – стал своего рода приговором и для Бардовского, у которого «сделался сердечный припадок».

Угасание длиною в жизнь

Столь выразительно очерченная жизненная позиция молодого адвоката была не по нраву царским властям, поэтому с весны 1879 г. на Бардовского началась настоящая охота. Царские агенты следили за Григорием Васильевичем днем и ночью, на службе и дома. Каратели всячески пытались обнаружить хоть намек на революционную деятельность правозащитника. По правде сказать, им было к чему придраться: Григорий Васильевич состоял в тесных связях с видными революционерами (О. Любатович, В. Фигнер, Н. Морозов), не раз предоставлял им нужную информацию, помогал деньгами (900 рублей пожертвовал на нужды осужденных по делу «50-ти», материально поддерживал фонд «Земли и воли»). Уже одних только этих сведений по тем временам было достаточно, чтобы возбудить против Бардовского дело. А если принять во внимание еще и неуемное желание агентов выслужиться, то ко всему вышеупомянутому добавилось даже преувеличенное членство Григория Васильевича в общероссийском «революционном центре». Обыск, как и последующий арест, были неминуемы. И даже спрятанная за шкафом пачка номеров «Народной воли» сыграла свою роль.

С июля по октябрь 1879 г. Бардовского содержали под стражей. Тюрьма произвела на загнанного юриста неизгладимое впечатление. В номере газеты «Народная воля» от 1 октября 1879 г. было опубликовано следующее: «Бардовский подвергся припадкам острого умопомешательства. Несмотря на всю опасность его положения, начальство вместо того, чтобы дать покой душевнобольному, поместило в его камеру несколько жандармов, обязанных следить за каждым его шагом». Только 9 октября адвоката уже в безнадежном состоянии освободили из этой тюрьмы, чтобы упечь в другую – в клинику для душевнобольных. Именно тогда и угасла звезда Григория Бардовского.

Вот последнее из прижизненных свидетельств о Бардовском, которыми мы располагаем, – письмо присяжного поверенного В. О. Люстига к Д. В. Стасову от 8 июля 1880 г.: «Бардовский очень плох. Его пришлось поместить в клинику... В клинике видел его товарищ прокурора Шульгин, который знает его с детства, и говорил мне, что Бардовский производит чрезвычайно тяжелое впечатление и вряд ли может поправиться». Он и не поправился. Разум не вернулся к нему. Жизнь его пошла как бы на холостом ходу, хотя она еще продолжалась долго – целых 27 лет. «Петербургский некрополь» сообщает, что присяжный поверенный Г. В. Бардовский умер 8 сентября 1907 г. и похоронен на Смоленском православном кладбище Петербурга.

Подобно звезде, Бардовскому было суждено ярко вспыхнуть и навеки исчезнуть. До 27 лет он учился и готовился защищать угнетенных. И только 4 года даровала ему на это судьба. Последующие же 27 лет – унылое прозябание и забвение.