Жили-были старик со старухой

Валентина Индовицкая,
специально для
«Судебно-юридической газеты»

Ирка (имена и фамилии изменены) влетела в аудиторию за полминуты до звонка.

– Привет, старик! – задорно бросила однокурснику Филиппу.

Тот не остался в долгу:

– Привет, старуха! Ты скоро будешь позже профессора приходить…

В это время в аудиторию входил преподаватель зарубежной литературы, профессор Иванов.

В перерыве между «парами» Филипп с Ириной стояли в институтском коридоре у окна.

– Слышь, Ирка, я приглашаю тебя встретить Новый год в Бразилии!

Она посмотрела на Филиппа, как на сумасшедшего.

– Ты что – Рокфеллер?!

– Ну, не совсем, – замялся парень. – Зато я – единственный сын очень не бедных родителей.

– Даже если так, Фил, я думаю, Новый год тебе лучше встретить с любимой девушкой, а не со мной. Ее и приглашай.

– Ты мне друг? Друг! Я тебе тоже! А любимой девушки у меня нет.

…Накануне последнего экзамена дома у Ирины состоялся такой разговор:

– Бабуль, а я скоро в путешествие отправлюсь!

– Куда, позвольте спросить? – иронично поинтересовалась Вера Алексеевна, переворачивая на сковороде котлеты.

– Туда, где много-много диких обезьян! – пропела Ирина. – Меня Фил приглашает, – добавила уже серьезнее. – Помнишь, я тебе о нем рассказывала?

– Приличная девушка должна категорически ответить «Нет!»

– А можно я хоть немного побуду неприличной, а, бабуль?

Вера Алексеевна изменилась в лице, схватилась рукой за сердце, присела на кухонную табуретку. События почти 20-летней давности вспомнились так явственно, будто вчера это было…

…В 17 лет дочь Ольга объявила о своей беременности. Вера Алексеевна запаниковала: «Что скажут люди?! Несовершеннолетняя! Не замужем!» Людских пересудов женщина боялась больше, чем мужниного гнева. Однако Антон Иванович, кадровый военный, на удивление спокойно выслушал необычную новость и сказал, как приговорил:

– Никаких абортов! Рожать!

Ольга не посмела ослушаться отца. Обычно взбалмошная и своенравная, теперь она стала смирной, как овечка. Ее беременность протекала без осложнений, и роды прошли благополучно.

– Мамаша, у вас девочка! – радостно возвестила акушерка, поднося к лицу Ольги новорожденную.

– Лучше бы она умерла! – процедила сквозь зубы роженица и отвернулась.

На третий день Ольга исчезла из роддома вместе с малюткой. Вере Алексеевне сообщил об этом по телефону главврач. «С ней приключилась беда!» – плакала Вера Алексеевна. Антон Иванович ходил по комнате и курил одну сигарету за другой. «Да прекрати ты, наконец! – не выдержала жена. – Тебе вредно!» Он ничего не отвечал, и можно было только догадываться, какие бури бушуют в его душе.

Об исчезновении Ольги не заявляли в милицию – искали своими силами, однако поиски не давали пока результатов. Через два дня утром Вера Алексеевна проснулась – мужа нет! В обед настойчиво зазвонил телефон. Тревога охватила сердце Веры.

– Слушаю! – сказала в трубку хриплым голосом.

– Веруня, приезжай на дачу! Пожалуйста, поторопись!

«Почему на дачу?» – недоумевала Вера Алексеевна. Был конец ноября, погода – хуже не придумаешь: ветер, мокрый снег с дождем.

К месту она добралась на такси минут за 40. Калитка, ведущая на участок, распахнута, дверь в дом тоже. Сразу за дверью Вера увидела мужа. Он лежал на полу, странно скрюченный, будто прятал что-то под широкой курткой. Хотела закричать, но не смогла. Склонилась над мужем… Слава Богу, кажется, дышит! Вера попыталась перевернуть Антона на спину и с удивлением обнаружила у него под курткой… ребенка. Это была малюсенькая девочка, их с Антоном пропавшая внучка, которой еще и имя не успели придумать. Она была в одной распашонке, почему-то мокрой, и хрипло дышала, не открывая глазок. Вера Алексеевна стащила с себя шубу, свитер, укутала в них спящего ребенка. Таксист, ожидавший ее за пределами участка, помог дотащить до машины Антона Ивановича, который был без сознания.

Дома, когда муж пришел в себя, он рассказал Вере Алексеевне страшную и до неправдоподобия дикую историю… Ночью он проснулся от какого-то толчка, словно по сигналу «Тревога!» Внутренний голос нашептывал: «Скорее! Скорее!» Он не стал будить жену, завел машину и поехал почему-то на дачу.

В окнах дома горел свет, входная дверь была незаперта. Вошел – пусто! И опять словно кто-то подтолкнул его – побежал к сараю. Там была Ольга, дочь. На полу – оцинкованный таз с водой, а в нем – ребенок… Ольга пыталась утопить малышку. Девочка не кричала – наверное, уже успела глотнуть воды. Антон Иванович оттолкнул дочь, и та упала. Он выхватил ребенка из таза, прижал к груди, прикрывая полами куртки, и – бегом в дом. Ольга догнала отца. «Отдай! – кричала. – Я ее родила – что захочу, то и сделаю с ней! Слышишь?!» Антон Иванович уговаривал дочь, вразумлял, но она не слушала и тянулась, чтобы вырвать из его рук девочку. «Все равно я убью ее! И тебя убью, если ты мне помешаешь!» Отец плотнее запахнул курточку, поддерживая отогревшееся у сердца тельце крошечной внучки. Ольга схватила стоявшее возле печки полено…

Крепкий здоровый мужчина свалился на пол от первого удара. Ольга испугалась… До самой трассы она бежала, не останавливаясь. Там ее подобрал большой «Икарус», следовавший в южном направлении. Но Антону Ивановичу об этом не было известно.

…Малышка осталась у дедушки с бабушкой. Ее окрестили в церкви и назвали Ириной. Когда получали свидетельство о рождении, в графу «мать» по просьбе Антона Ивановича было вписано имя Ирочкиной прабабки – Ульяна. А вместо имени отца стоял прочерк. Мужчина выбросил дочь из памяти, но из сердца, наверное, не смог. Через 3 года он умер от инфаркта. Вера Алексеевна сама воспитывала Ирочку. О матери, когда внучка подросла, сказала, что та умерла.

Все эти годы женщина ничего не слышала об Ольге – возможно, той уже не было в живых. Думала о ней постоянно и очень жалела ее. Вернись Ольга домой, она бы ее простила, отогрела своей материнской любовью. «Жизненные обстоятельства, возможно, несчастная любовь и предательство сделали ее жестокой. Мы же ее в добре воспитывали...» Но постепенно сожаления о дочери были вытеснены заботами об Ирочке. Семейная тайна так и оставалась никому неизвестной. Для соседей, родственников и знакомых, как и для дочери, Ольга Верескова была мертва.

…И вот Ирина выросла и заявляет, пусть даже в шутку, что хочет быть непорядочной.

– Только через мой труп! – с болью в голосе воскликнула Вера Алексеевна.

– Бабуля, ты о чем? – спросила Ирина. Несколько минут она с удивлением наблюдала за «ушедшей в себя» Верой Алексеевной.

Бабушка очень популярно принялась объяснять внучке, что сделанное Филиппом предложение обяжет Ирину…

– Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю, не маленькая! – буркнула Ирина. – А вообще, ба, я бы и сама, без твоей «морали» не согласилась ехать ни в какую Бразилию! Как бы ты тут одна без меня Новый год встречала?!

Решение было окончательным, и перед экзаменом Ирина сказала об этом Филу. Филипп согласился, но тут же предложил новый вариант:

– На каникулах махнем на неделю в Карпаты – на лыжах покатаемся! Идет?

– Идет! – согласилась Ира, надеясь, что против Карпат бабушка возражать не станет…

…Ирину разбудил стук. Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Небольшая светелка с окном, глядевшим прямо в зимний лес… Стук в стену повторился, и почти сразу послышался голос Филиппа:

– Вставай, соня! Смотри, какое чудесное утро! Прямо как у Александра Сергеевича!

– Какого Александра Сергеевича? – спросонок не сообразила Ирина.

– Эх ты, старуха! Пушкина, конечно!

После завтрака они отправились гулять. Выйдя за ворота усадьбы, Ирина остановилась, запрокинула голову к высокому синему небу и, приложив рупором ко рту ладони в ярких варежках, громко крикнула:

– Э-ге-е-ге-эй!

Эхо тут же откликнулось:

– …эй!

– Я еще никогда не видела такой красоты! – счастливо засмеялась Ирина. – Спасибо тебе, Фил!

На склонах снег сиял, искрился нетронутой белизной. На территории гостиничной усадьбы жили косули. По утрам Ирина кормила их пучками сухой травы и хлебными корками – с ладони. К трем часам дня Ира и Фил обычно возвращались в свой домик, где их ожидал сытный обед, приготовленный хозяйкой гостиницы пани Еленой. После горячего грибного супчика и домашнего жаркого в горшочках Ирину клонило в сон, а Филиппа – к спокойной размеренной беседе.

– Мы с родителями здесь уже лет 10 отдыхаем. Я имею в виду у пани Елены. А вообще, меня с 5 лет начали в Карпаты вывозить.

Филипп удобно раскинулся на кушетке и рассматривал сидевшую в большом кресле напротив Ирину. Молчание, затянувшееся на несколько мгновений, не тяготило, наоборот – располагало к откровенности.

– Моя мама тоже любит забираться с ногами в это кресло, слушать папу и смотреть на огонь в камине. Знаешь, ты сейчас очень похожа на нее…

Ирина ничего не отвечала, она почти дремала, но слушать Филиппа ей было приятно.

– А что ты помнишь о своих родителях? – вдруг спросил ее Филипп.

Состояние дремы покинуло Ирину. Она с грустью посмотрела на своего товарища и, наконец, промолвила отрывисто и тихо:

– Ничего. Бабушка говорит, что они умерли. Почти сразу после моего рождения. Но я иногда думаю, что не было никаких родителей, а меня или в капусте нашли, или белый аист принес. Наверное, все-таки аист…

Голос Ирины подрагивал, сейчас она совсем не походила на ту взбалмошную, отчаянную девчонку, какой ее привыкли видеть в университете, и какую Филу нравилось поддразнивать, называя старухой.

– Послушай… Знаешь, зачем мы сюда вместе приехали?

Недоумение отразилось во взгляде Иры.

– Давай поженимся!

Ирина остолбенела. Потом сердито, с обидой в голосе крикнула:

– Пожалел несчастненькую?! Как же – без родителей росла! Захотел пригреть в своей семье из сострадания?

– Дура! – Филипп тоже вскочил и стоял перед Ириной – побледневшей, с расширенными от обиды и злости глазами. – Дура! – еще раз крикнул. – Я люблю тебя!

Ирина не удержалась, чтобы не съязвить:

– Оригинальное признание…

…Через два дня Филипп с Ириной возвращались домой. Филипп нажал кнопку звонка Ирининой квартиры, и дверь тотчас отворилась.

– Бабушка! – воскликнула Ира. – Мы с Филом обручились!

И она поднесла к лицу Веры Алексеевны свою левую руку, на безымянном пальце которой сверкало колечко с бирюзой.

– Вы же не будете возражать, чтобы я стал вашим зятем? – учтиво спросил Филипп.

Вера Алексеевна ответила не сразу. Она смотрела в счастливые глаза внучки и ее жениха… Филипп ей нравился.

– Надеюсь, с тобой она будет счастлива, – проговорила, наконец.

Попрощавшись с Ириной и ее бабушкой до вечера, Филипп ушел. Он представлял, как вечером вернется в этот дом вместе с родителями, и те официально попросят у Веры Алексеевны руки Ирины. Дома на звонок никто не отвечал. Филипп открыл дверь своим ключом, вошел в прихожую, потянулся рукой к выключателю…

Продолжение в следующем номере