Когда любовь – не во благо

За окном сгущались сумерки. Марина (имена и фамилии изменены) выключила телевизор, зажгла свет. Села перед зеркалом – оттуда на нее смотрела молодая, с томной бледностью женщина. Бледный цвет лица Марина считала признаком аристократизма. Правда, когда она однажды сказала об этом Алене, подруга откровенно рассмеялась:

– Дочка дворничихи – аристократка? Не смеши мои тапочки, Марья!

«Нарочно назвала меня Марьей, хотя знает, как я ненавижу это имя», – подумала, но ссориться из-за такой чепухи с подругой не стала. Алена – единственная из всех приятельниц, с которой у нее сохранились отношения. У остальных сейчас другие интересы – муж, работа, дети. У Алены тоже есть муж и дочка, но подруга не зациклилась на семье. «В этом мы с нею похожи».

…Марина недавно вышла замуж. Точнее, живет с Валерием гражданским браком. Она была бы вполне довольна такой жизнью, если бы не свекровь. Та постоянно находит причину, чтобы поучить, придраться! «Не работаю? А муж зачем? Ужин не приготовила к его возвращению? Так мы сами с Валерой разберемся, без посторонних! Надо-е-е-ла! В последнее время мы чаще с Валеркой стали ссориться. Из-за нее, конечно!»

Много раз Марина думала, что если бы они с мужем жили отдельно от Инги Александровны, все у них было бы по-другому. Однако на предложение разменять квартиру муж отвечал категорическим «Нет!»:

– Этой квартирой имеет право распоряжаться только мама! Мы можем, конечно, снять отдельное жилье, но извини, Марина, я там подохну с голоду! Ты вспомни, сколько раз за нашу совместную жизнь ты сама приготовила покушать? А уборкой в квартире кто занимается? Нет ответа? Нет! Вот поэтому никогда больше не поднимай этот вопрос! И вообще, пора уже на работу устраиваться, а то от безделья у тебя крыша едет!

«Антон, Валеркин друг, со своей Светланой раньше как кошка с собакой жил, а после смерти свекрови все у них наладилось», – не раз говорила подруге Марина. «У нас бы тоже все хорошо было!» – но это уже не вслух.

***

Подходя к дому, Валерий, как всегда, посмотрел на окна своей квартиры. Темно. «Эта дура, конечно, у своей подруги сидит, – заводился Валерий. – А мама? Она вечером никуда не уходит».

Зажег в прихожей свет. Открыл дверь в комнату Инги Александровны:

– Мама, ты дома?

Мать лежала на диване. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять…

– Мама, тебе плохо?

Взял за руку, она – холодная.

– Ма-а-ма!!

…Несмотря на сильный мороз, во дворе собралось много народу, чтобы проводить Ингу Верескову в последний путь. Особенно много было молодежи, подростков. Инга Александровна преподавала математику в школе. 2 года назад вышла на пенсию – хотела освободить место для молодых кадров. Однако директор не отпустил ее, и родители старшеклассников очень просили не уходить.

Лица у всех скорбные. Женщины прикладывают платочки к глазам. Школьницы плачут, не стесняясь. Рыдает у гроба и невестка Инги Александровны, Марина. Соседки перешептываются:

– Ее рук дело! Гадюка! Это она погубила Ингу!

– А как натурально плачет! Я бы на месте Валерия…

Дальнейших слов уже было не разобрать – над двором поплыла печальная, рвущая душу мелодия. В стороне стояла карета скорой помощи – там кого-то отпаивали валерьянкой, кому-то делали укол. А Валерий ни слезинки не уронил. Только лицо почернело – словно обугленное стало.

У Инги Александровны большая родня: сын, дочка, внучки взрослые, родные и двоюродные братья с женами, престарелые тетки…

На третий день после похорон Верескову позвонил следователь из районной прокуратуры:

– Я мог бы прийти к вам домой, но мое появление вызовет нездоровый интерес у соседей. Это связано со смертью Инги Александровны.

Звонок удивил Валерия. Еще больше он удивился, когда следователь Мамонтов сказал, что мама умерла насильственной смертью.

– Как это? – не сразу понял молодой человек, всегда отличавшийся сообразительностью.

– Понимаю, вам трудно в это поверить. Вашу маму убили.

– Но… Врачи сказали, что острая сердечная недостаточность…

– Вас не удивил такой диагноз? – в упор спросил следователь.

– Признаться, удивил, – после некоторого раздумья отвечал Валерий. – Мама никогда не жаловалась на сердце. Вообще у нее было крепкое здоровье.

– Ваш дядя просил не говорить пока об истинной причине смерти, чтобы не было сплетен, пересудов. Хотя скоро все станет известно – возбуждено уголовное дело.

– Вы кого-то определенно подозреваете?

– Вас в том числе. Формально мы обязаны отработать и эту версию. Но главная подозреваемая – ваша гражданская жена Марина Владимировна Звягина.

– Она знает об этом?

– Думаю, уже узнала. Есть решение суда о заключении Звягиной под стражу. В настоящее время ее допрашивает мой коллега.

– Меня сюда вызвали, чтобы узнать мое мнение по этому поводу?

– Нет, – усмехнулся следователь. – Чтобы вы не помешали арестовать Звягину.

Валерий почувствовал страшную усталость и …бессилие. Он понял, как будет трудно, а главное, бесполезно доказывать, что Марина не могла убить его мать. Жена, конечно, не подарок, она круглая дура! Ему, дураку, давно нужно было выставить ее за дверь! Но, как ни странно, этому препятствовала мама. Она говорила, что он сам виноват, нужно было сразу поставить Марину на место – рассказать ее обязанности, отправить на работу.

Новость о том, что в смерти Инги Александровны обвиняют Марину, никого не удивила. Эта молодая женщина не вызывала у соседей симпатии. Все удивлялись, как мудрая Инга могла позволить своему сыну взять в жены такую прохиндейку, но, уважая Ингу, вслух ничего не говорили.

Марина отрицала свою вину. Однако у нее одной был мотив для убийства – ненависть. Это подтверждали соседи, об этом говорила следователю подруга Звягиной Алена.

Валерий, перебрав поминутно свою недолгую совместную жизнь с Мариной, скоро тоже стал сомневаться в ее невиновности. Однако, как учила его мама, во всем, что с нами происходит, нужно винить, прежде всего, себя. Именно поэтому он не испытывал желания взять пистолет и застрелить Марину или растерзать ее в клочья. «Пусть в этом разбирается суд».

Следствие подходило к концу. Все свидетельские показания подтверждали вину Звягиной. Скоро вынесут приговор.

***

Матвей Сидельников уже месяц не выходит из запоя. Лежит в летней кухне. Глаза, налитые кровью, устремлены в потолок. Однако взгляд пустой, невидящий. Матвей страдает. Все думают, что он пьян, как скотина. Но он, несмотря на непомерное количество выпитого спиртного, трезв как стеклышко. Водка, зараза, не дает забыться, погрузиться в нирвану. В течение месяца у Матвея перед глазами одна и та же картина: он, 13-летний пацан, самый отъявленный в школе двоечник, стоит у доски, а математичка Инга Александровна в очередной раз «выносит ему мозг» – за бесконечные прогулы, за нерешенную контрольную… Всех «грехов» Матвея не перечислить! Так достала его въедливая Инга, что однажды Матвей не выдержал и брякнул при всем классе:

– Брошу к черту вашу школу! Специально пойду работать на трактор и задавлю вас, Инга Александровна!

Класс онемел. А он хлопнул дверью и убежал. С тех пор больше не появлялся в школе. А очень хотелось! Учился в профтехучилище и завидовал бывшим одноклассникам. Особенно, когда был выпускной. 17 лет, а он, как дурак, плакал в этой самой летней кухне и во всем винил математичку. Позже Матвей стал понимать: не Инга виновата в том, что он остался недоучкой, что от него ушла жена, что мать с отцом вечно пьяные, что старый дом разваливается, потому что давно требует ремонта…

Что на него нашло в тот зимний вечер? Он пришел к Вересковым, хорошо поддатый… «Зачем она меня впустила в дом?» – по старой привычке Матвей опять винил не себя. Кричал… Обвинял… Нес какую-то ахинею… Инга Александровна успокаивала. Он выкрикнул про трактор, который стоит у подъезда. «Убью-ю!» – замахнулся. Училка схватилась за сердце, пошатнулась. Дальнейшего Матвей не видел. Выбежал, как тогда из класса. Хлопнул дверью.

Сейчас он думал: «Это я ее убил! Сердечная недостаточность… Точно, я!» На следующий день он пошел в милицию писать явку с повинной.

***

Матвей чистосердечно, как священнику, рассказывал следователю свою жизнь. И, наверное, первый раз за все время не старался себя оправдать.

«Да, эти обстоятельства действительно могли стать причиной смерти, поводом для убийства. Их легко можно было бы принять, если бы не одно «но»… Верескова умерла совершенно по другой причине – ей ввели в вену сильнодействующий отравляющий препарат. Можно сказать, лошадиную дозу, от которой она скончалась почти мгновенно. Теоретически укол мог сделать этот Матвей Сидельников, но практически, по справедливости – не мог! Куда ему, алкашу с трясущимися руками! А вот Марина Звягина могла! Несколько лет назад она училась в медицинском колледже. Значит, пусть сидит!»

Окончание в следующем номере