Владимир Николаевич Герард (1839 – 1903) – председатель Петербургского совета присяжных поверенных

В ряду звезд адвокатуры дореволюционной России одно из почетных мест по праву принадлежит Владимиру Николаевичу Герарду. Имя его, по сути, стало синонимом отважного борца за справедливость.

Родился Владимир Николаевич 26 сентября 1839 г. в Петербурге. Предки его приехали из Италии (инженера Gherardini пригласили по велению Петра І), но возвращаться не захотели, а со временем даже изменили фамилию на Герард, сделав ее более благозвучной для россиян. В ХIX в. эта фамилия уже была хорошо известной в России: старший брат Владимира Николай Николаевич Герард был действительным тайным советником, сенатором, а в 1905–1908 гг. – генерал-губернатором Финляндии.

В 1859 г. В. Н. Герард окончил привилегированное Училище правоведения в Петербурге, избрав для себя поприще юриста. До 1866 г. он служил чиновником департамента Министерства юстиции в Царстве Польском, был там членом юридической Комиссии, подготовившей введение Судебных уставов 1864 г. для Польши. С июля 1866 г. Герард выполнял обязанности обер-секретаря Сената, а 2 октября того же года стал членом Петербургского окружного суда. В. Д. Спасович вспоминал о нем: перед ним судейская карьера «расстилалась скатертью вплоть до вершин магистратуры, до курульных сенаторских кресел и даже до Государственного совета», но Герард «пренебрег этими перспективами» и вступил «в нашу вольную дружину» присяжной адвокатуры.

16 марта 1868 г. Владимир Николаевич был принят в корпорацию присяжных поверенных округа Петербургской судебной палаты и оставался в ней до конца своих дней. С самого начала адвокатской деятельности он посвятил себя ведению уголовных дел. В одном из первых громких процессов (14 мая 1873 г. в Петербургском окружном суде с присяжными заседателями по делу о лжеприсяге свидетелей при расторжении брака супругов Зыбиных) Герард выступил в необычной для себя роли поверенного гражданской истицы, поддерживал обвинителя А. Ф. Кони против своего коллеги по корпорации адвокатов А. М. Унковского и выиграл дело: лжесвидетели были признаны виновными и приговорены к ссылке в Сибирь. В том же году, 24 ноября, уже в качестве защитника Герард выиграл и другое дело – против Кони как обвинителя: подзащитная Владимира Николаевича жена штабс-капитана Н. П. Непенина, обвинявшаяся в том, что вместе с мужем участвовала в убийстве коллежского асессора Чихачева, была оправдана.

Но настоящую славу Герард завоевал на политических процессах. На процессе нечаевцев 1 июля – 11 сентября 1871 г., следуя договоренности между всеми защитниками «о способе ведения дела», Владимир Николаевич сочувственно анализировал идейные побуждения и душевные качества подзащитных, пробуждая к ним общественные симпатии. После этого дела агенты III отделения жаловались, что защитники «облагородили личности подсудимых». А на знаменитом процессе «50-ти» в Особом присутствии Правительствующего Сената 21 февраля – 14 марта 1877 г. Герард зарекомендовал себя уже как один из самых авторитетных адвокатов. Перед началом процесса, как и в деле нечаевцев, он вместе с другими присяжными поверенными принял участие в совещании, которое согласовало план защиты с обвиняемыми. Было решено не признавать наличия революционной организации и защищать каждого из подсудимых отдельно.

Защитительная речь Герарда на процессе стала событием. Вскрывая шаткость юридической базы обвинения («в распространении книг противозаконного содержания» с «воззванием к бунту» и «в принадлежности к тайному сообществу»), Владимир Николаевич остро поставил вопрос о самом понятии «распространение». «Чтобы обвинить кого-нибудь в распространении книги с целью произвести бунт, – говорил он, – недостаточно признать, что распространяемая книга взывает к бунту. Необходимо еще, чтобы распространитель имел целью именно возбудить к бунту. Если же, например, книга, хотя и содержит в себе возбуждение к бунту, но вместе с тем проповедует и другие, менее наказуемые учения, и распространитель имел в виду пропагандировать именно эти учения, а не бунт, вы, несмотря на содержание книги, можете признать распространителя виновным только по тем статьям, которые преследуют распространение именно этих учений». По отношению же к своим подзащитным Герард подчеркнул, что «ни при дознании, ни при судебном следствии не было не только доказательства, но и намека на то, чтобы Цвиленев (подзащитный Герарда – ред.) дал кому-нибудь какую-либо книгу не только противозаконного, но и какого бы то ни было содержания. Что же это за преступление?»

Друзья, коллеги, современники Герарда высоко ценили его «гражданское мужество» как адвоката. Не зря корифей «молодой адвокатуры» начала XX в. О. О. Грузенберг в 1916 г. ставил в пример коллегам мужество В. Д. Спасовича, В. Н. Герарда, П. А. Потехина на процессе «193-х», воскликнув: «И какими кроткими в сравнении с ними кажемся мы, протестанты 900-х годов!»

В общем-то, логично, что со временем III отделение признало Герарда политически неблагонадежным. Служивший там с разведывательной целью народник Н. В. Клеточников записал в своей конспиративной «тетради»: «Следят за присяжным поверенным Герардом». Уличить Герарда в «крамольных» деяниях жандармы не смогли, но его общественная активность распаляла их подозрения. Осенью 1877 г. Владимир Николаевич оказался в числе основателей газеты «Северный вестник», настолько политически «вредной», что уже 6 апреля 1878 г. царизм закрыл ее. В 1898 г. Герард принял участие в основании либерального юридического еженедельника «Право».

Умер Владимир Герард в Петербурге 7 декабря 1903 г. на 65-м году жизни. Последние два года он был председателем Петербургского (самого авторитетного) Совета присяжных поверенных, который и постановил «в виде особой чести для сословия принять его похороны на средства адвокатской корпорации».

**Отзывы современников**

Рыцарь адвокатуры

Коллеги В. Герарда хвалили его с удивительным единодушием. «Вас хвалят повсеместно, что вы ревнитель чести нашей сословной, готовы всегда за честь эту бороться, – обращался к нему В. Д. Спасович на собрании адвокатов 16 марта 1893 г. – Право бороться за честь сословия принадлежит только тому, кто сам в себе беспорочно честен».

А вот как вспоминал о Герарде В. О. Люстиг: «Обаяние личности защитника, нравственная чистота и благородство которого ясно виделись не только в его словах, но и в голосе, в каждом жесте и во всей его фигуре, служило на пользу подсудимому: возникало убеждение, что раз такой человек, как В. Н. Герард, заступается за него, значит он или совсем не виноват, или же совершил преступление при таких тяжелых условиях, что судьям приходится признать в нем не отщепенца и врага, а ближнего, перед которым и они, вместе с остальным обществом, в известной степени виноваты». Такие разные люди, как адвокат Н. П. Карабчевский и революционер-народник С. С. Синегуб, вспоминая о Герарде, подчеркивали, что он был «рыцарски корректен», «чистокровный джентльмен». Лучше всех сказал об этом на обеде в честь Герарда Спасович: «Вы человек светский, из всех знакомых мне собратьев ваших самый изящный, наиболее ровный в этом изяществе. Если я указываю на эти качества, то разумею их в самом лучшем смысле и значении, – не только внешность, не одни хорошие манеры, но само существо вашей натуры, ее благородство, то, что в прежние века называлось рыцарственностью. Вы представляете собой образец типа, который французы называют galant homme».

Процесс «193-х» – самый громкий процесс XIX в.

На процессе «193-х» Владимир Герард оказался в блистательном составе защиты, равного которому Россия не знала ни раньше, ни позже. Подсудимых здесь защищал чуть не весь цвет российской адвокатуры: В. Д. Спасович, Д. В. Стасов, П. А. Александров, А. Я. Пассовер, Г. В. Бардовский, П. А. Потехин, А. Л. Боровиковский, А. Н. Турчанинов, Е. И. Утин, М. Ф. Громницкий, Е. И. Кедрин, В. О. Люстиг, В. М. Бобрищев-Пушкин, впервые выступавший в политическом деле 26-летний Н. П. Карабчевский и другие, всего – 35 адвокатов. В такой компании Герард выглядел более чем достойно. Кстати, он имел на процессе 16 подзащитных; больше (18 человек) было только у Бардовского.

В ходе процесса Герард не только разоблачал натяжки обвинения, но и сам обвинял царских юристов в том, что они «с трибуны, с высоко поднятой головой возводят в идеал гражданской доблести шпионство». В сцене с допросом подсудимой Марии Гейштор он даже поставил (по форме очень корректно, а по существу издевательски) «первоприсутствующего» сенатора, т. е. председателя суда К. К. Петерса в поучительно глупое положение. Вот эта сцена в записи очевидца.

«Первоприсутствующий. Подсудимая, вы согласны отвечать?

Обвиняемая. Да.

Первоприсутствующий. Признаете ли себя виновной?

Обвиняемая. Нет, не признаю. Я должна заявить, что настоящий строй в России мне ненавистен, потому что в нем всем живется очень гадко, не исключая и вас, господа судьи...

Первоприсутствующий. Удалить подсудимую за оказанное неуважение к суду! (Гейштор уводят).

Присяжный поверенный Герард. Подсудимая вовсе не желала оскорблять суд. Напротив, она желала давать свои объяснения суду.

Первоприсутствующий. Она оскорбила суд!

Герард. Вы, вероятно, не изволили расслышать ее объяснение. Она только сказала, что при таком порядке вещей живется в России очень скверно всем, не исключая и вас, господа судьи. Вот были ее слова.

Первоприсутствующий. Я не расслышал. Верните подсудимую (Гейштор приводят)».

Осужденные по делу «193-х» навсегда запомнили «блестящие громовые речи против жестокого политического режима нашего», с которыми выступили на процессе Герард, Александров, Бардовский и другие адвокаты.