Князь А.И. Урусов: Русский Демосфен

Урусов Александр Иванович

(1843–1900) – князь, выдающийся судебный оратор, адвокат, театральный критик

"…Крупное лицо Урусова с ироническою складкою губ и выражением несколько высокомерной уверенности в себе не приковывало к себе особого внимания. Это было одно из "славных русских лиц", на котором, как и на всей фигуре Урусова, лежал отпечаток унаследованного барства и многолетней культуры. Большее впечатление производил его голос, приятный высокий баритон, которым звучала размеренная, спокойная речь его с тонкими модуляциями. Даже ирония его, иногда жестокая и беспощадная, всегда облекалась в форму особенной вежливости…"

А.Ф. Кони. "Князь А.И. Урусов и Ф.Н. Плевако (Воспоминания о судебных деятелях)" (М., 1914)

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Тонкий интеллектуал

Князь Урусов был не только известным адвокатом, но и горячо интересовался литературой, особенно некоторыми французскими писателями (Флобером, Бодлером), которых изучал с большой тщательностью. Известен случай, когда князь, презентуя свою фотокарточку для какого-то издания, надписал на ней "Читайте Флобера!".

Особую роль сыграл Урусов в становлении молодого поэта Бальмонта, который посвятил князю не одно стихотворение. В качестве театрального критика Александр Урусов сотрудничал с "Библиотекой для чтения", издаваемой П.Д. Боборыкиным, с "Русскими ведомостями", "Порядком" (под псевдонимом Александр Иванов), являясь в своих статьях горячим сторонником свободы и искренности художественного творчества.

"…В бенефис режиссера Малого театра г. Богданова 19 октября была возобновлена комедия Грибоедова "Горе от ума". Этот спектакль подал повод к скандалу, в котором с достаточною ясностью выразился протест публики против чересчур бесцеремонного обхождения с лучшим произведением русской драматической поэзии... Трудно и неблагодарно положение критика, которому приходится разбирать такую игру, в которой нет ничего, кроме сплошной бездарности и непроходимого непонимания роли. В самых эффектных, благодарных местах, в этих монологах, которыми можно обезоружить всякую публику, г. Вильде ударялся в бестактный трагизм, кричал, поднимал правую руку к небу, хрипел, желая выразить мелодраматическое волнение, словом, вел себя очень нехорошо, а роль свою и того хуже. Публика тоже не унывала, и шиканье, как шорох осенних листьев, не прекращалось почти во все время…"

Александр Иванов [А.И. Урусов] "Горе, но вовсе не от ума" ("Русская сцена", 1864, ? 10)

Как известно, основной задачей дореволюционной адвокатуры было защищать, а цель выступления адвоката состояла в убеждении присяжных заседателей, т. е. представителей общества. В этом случае искусство и дар убеждения имеют исключительное значение в формировании профессиональной адвокатуры высшего уровня. Талант оратора – это залог успеха защитника. Именно искусство красноречия дает зеленый свет его успешной деятельности. В России, где до судебной реформы не было ни школы, ни практики адвокатуры, с введением в действие Судебных уставов в 1864 г. появились замечательные ораторы, ученые-юристы. Одно из первых мест в их ряду занимал князь Александр Иванович Урусов. Новым Петронием и Русским Демосфеном называли его современники. Блистательный оратор, Урусов для выступления всегда записывал "только опорные мысли", что не мешало ему с полным великолепием разворачивать важнейшие тезисы. О его таланте можно судить и по тому факту, что его речь в Парижском суде в 1891 г. (защита Леона Блуа) не уступала лучшим образцам великих А. Дюпена и Н. Беррье, Л. Шэ д’Эст Анжам и Ж. Фаврам.
Уважение и любовь к Слову, блестящее владение языком не могли не привлечь к Урусову, который "первым дал образец защиты живой, общечеловеческой, доступной", внимание со стороны деятелей культуры русского общества. Классик русского судебного красноречия, яркий публицист, литературный и театральный критик, Урусов превосходно знал отечественную и зарубежную литературу, переписывался и дружил с А.П. Чеховым, по мнению которого был неотразимым диалектиком. Его талант высоко ценил А.И. Герцен.

Начало пути
Родился Александр Урусов в Москве 2 апреля 1843 г. В 1861 году он благополучно окончил московскую гимназию. Поступив на юридический факультет Московского университета, он за участие в студенческих волнениях был отчислен с первого же курса. В 1862 году вновь сдает экзамены и проходит по конкурсу в тот же университет.
Успех к Урусову шел быстро. Как защитник стал известен после выступления по делу Марфы Волоховой. А.Ф. Кони вспоминал по поводу этого выступления Урусова: "Посетители Московского суда того времени (1866–1867 гг.) вспомнят, быть может, неслыханный восторг присутствующих после защитительной речи по делу Волоховой, обвинявшейся в убийстве мужа, – речи, сломившей силою чувства и тонкостью разбора улик тяжелое и серьезное обвинение".
Как юрист Урусов последовательно и твердо отстаивал необходимость строгого соблюдения прав личности, протестуя против любого нарушения этого важнейшего принципа. Как адвокат он высоко ценил общественное мнение, всегда отстаивал гласность судопроизводства, считая ее непременным элементом цивилизованной судебной системы. Совершенно не случайно, что в последнем процессе по делу врача Шабельского, проходившем в Саратове в 1900 г., он энергично протестовал против закрытого судебного разбирательства.

Ответственность во всем
После рассмотрения известного Нечаевского дела (1871 г., Санкт-Петербург), в котором он выступал в качестве защитника Успенского, Урусов, находясь в Швейцарии, ратовал за то, чтобы Нечаева как лицо, обвинявшееся в политическом преступлении, швейцарское правительство не выдавало бы России. За это он поплатился многолетней административной ссылкой. Впечатление, произведенное речью Урусова в названном процессе, было очень сильное: "Полный юношеского пыла и вместе с тем опытный уже мастер формы, он увлекал и убеждал, являясь то политическим оратором, то тонким диалектиком... Демаркационная черта, проведенная им между заговором и тайным обществом, предопределила исход процесса" ("Вестник Европы", 1900, N 9).
Во время ссылки Урусов поселился в Вендене (Лифляндской губернии) и только через три года смог поступить на службу в канцелярию генерал-губернатора, затем в судебное ведомство в качестве товарища прокурора, сначала в Варшаве, потом в Петербурге, с большим успехом выступая обвинителем (дела Гирштовта, Гулак-Артемовской, Юханцева и др.). В 1881 г. Урусов снова вернулся в адвокатуру и был присяжным поверенным в Санкт-Петербурге, а с 1889 г. – в Москве.

Непревзойденный оратор
Урусов принадлежит к числу самых выдающихся из тех русских судебных ораторов, на долю которых выпало пережить лучшие годы судебного преобразования. Он до конца оставался верен традициям этого времени, понимая обязанности адвоката как защиту личности, как правозащиту в лучшем смысле слова, являясь на помощь везде, где, по его мнению, грозила опасность справедливости.
Урусов повиновался единственно голосу своей совести. "Выше совести человека, – говорил он в речи по делу о беспорядках в деревне Хрущевке, – нет силы в мире". В этом – общественное значение адвокатской деятельности Урусова, в этом же главная причина силы и убедительности его речей. Внешними ораторскими данными он обладал в высокой степени; он прекрасно владел богатыми голосовыми средствами, его дикция и жесты были безукоризненны. Он умел захватывать слушателей, подчинять себе их мысль и чувство; его напечатанные речи могут дать только бледное представление о том, чем они были в момент произнесения. Он убеждал силой своего увлечения, блеском нападения и полемики, удачным раскрытием слабых мест противника. Он не столько изучал дело во всех подробностях, сколько старался взять в нем самое важное и на этом строил свою защиту. С большим искусством Урусов владел также и иронией. Он был прекрасным диалектиком, умевшим оспорить чужое доказательство и отстоять свое, собрать для поддержания своего взгляда самый разнообразный материал и подкрепить аргументацию силой увлечения.
С.А. Андреевский, сравнивая Урусова с выдающимися русскими судебными ораторами, писал: "Язык Спасовича ярок, но прост, и никаких мелодраматических приемов у него нет. В самых трогательных местах он робел, а не декламировал. Плевако – византиец и ритор по природе, но и он поднимает интонацию лишь в самые сильные моменты речи, как делал это и Урусов". Также Андреевский назвал Урусова создателем литературного языка защитительной речи. Оценивая его ораторские достоинства, он писал: "Каждая фраза, сказанная Урусовым, читалась в газетах как новое слово. Он был не из тех адвокатов, которые делаются известными только тогда, когда попадают в громкое дело. Нет, он был из тех, которые самое заурядное дело обращали в знаменитое одним только прикосновением своего таланта. Оригинальный ум, изящное слово, дивный голос, природная ораторская сила, смелый, громкий протест за каждое нарушенное право защиты, пленительная шутливость, тонкое остроумие – все это были такие свойства, перед которыми сразу преклонялись и заурядная публика, и самые взыскательные ценители" (С.А. Андреевский. Драмы жизни, Петроград, 1916. стр. 622).
Настоящий художник слова, А.И. Урусов одним из первых в русской адвокатуре пытался ввести научные методы исследования психического состояния подсудимого при совершении преступления. В конце XIX в. это не было принято широкой публикой, встретило стойкий скепсис со стороны многих коллег князя-адвоката, насмешки и обвинения в претенциозности со стороны прессы, а ныне является обязательным элементом судебной психиатрии. И здесь, как и во многих других случаях, Урусов опередил свое время.