Адвокат, рожденный Революцией

В судьбе самого известного адвоката 30-40-х годов прошлого века Брауде Ильи Давидовича немало самых неожиданных поворотов и даже... мистики. Родился 1 января 1885 года, в светлый новогодний праздник. Однако со сменой календаря знаменательную дату пришлось отмечать тринадцатого. И вся дальнейшая жизнь, похоже, прошла под этим двойным символом: внешнего благополучия и внутренних терзаний.

Детство прошло в помещичьей усадьбе под Оршей в Белоруссии, где отец служил управляющим. Среднее образование получил в Могилевской гимназии, продолжил учебу на юридическом факультете Петербургского, затем Московского университета. Недолго проработал в окружных судах Ашхабада и Пензы. В 1911 году стал помощником присяжного поверенного в Москве, в 1915 начал самостоятельную практику. Через год был мобилизован в действующую армию.

Неожиданно для близких и большинства коллег-адвокатов принял и поддержал новую власть большевиков. Правда, в партию так и не вступил. В рядах Красной армии участвовал в подавлении Куреневского восстания, дрался с мятежниками Н. Григорьева на Украине, в далеком Семипалатинске командовал частями продвойск. По окончании Гражданской войны опытный руководитель и юрист оказался буквально нарасхват: его приглашают на работу в Высший совет народного хозяйства, бросают опять на Украину – начальником угрозыска, членом военного трибунала, верховным следователем... Но тут удивляться пришлось уже новым его товарищам. Как только было принято майское 1922 года Постановление ВЦИК «Об адвокатуре», перспективный работник прервал блестящую карьеру и подал заявление в Московскую коллегию защитников. Уже 22 июля он был принят с распределением в юрконсультацию по уголовным делам.

Да, это была его стихия – защита в процессах, связанных со всякими бытовыми неурядицами. Особенно если преступление было обусловлено необычным психо-эмоциональным состоянием преступника. Рассказывают, что в суды с его участием люди ходили, как на спектакли. Сам Илья Давидович считал наиболее показательным в этом плане дело о покушении некоего капитана на убийство соседей по коммунальной квартире. Обычно напряженная атмосфера коммуналки здесь осложнялась тем, что пострадавшие муж и жена давно вознамерились освободить для себя соседнюю комнату. Для чего чинили ее жильцам всякие пакости, и те съезжали от греха подальше. Еще бы, ночью кто-то постоянно барабанил по батареям, днем оказывались запертыми туалет и ванная, на кухне пропадали припасы и посуда. Не пощадили коварные соседи и нового квартиранта. Капитану не помогли ни обращения в жилконтору и милицию, ни попытка вызвать обидчиков в суд. И вот однажды он не сдержался, высказал склочному мужчине все, что о нем думает. А тот возьми да и стукни его половой щеткой. Они сцепились, а подбежавшая соседушка... плеснула на капитана кипятком. Потеряв всякий контроль над собой, тот выхватил наган и пальнул по обоим.

Ознакомившись с делом, адвокат пришел к выводу, что в момент преступления подзащитный находился в состоянии аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевших. Суд, однако, учел его доводы лишь частично, приговорив офицера к условному наказанию. Но Брауде не согласился и обжаловал это решение Генеральному прокурору СССР. Приговор был опротестован, и дело вскоре прекратили за отсутствием в действиях обвиняемого состава преступления.

Но предпочтение преступлениям на бытовой почве адвокаты той поры отдавали, надо думать, не только из-за профессионального интереса. Любой аварии, любому проступку должностного лица органы НКВД стремились придать политическую окраску, и самый заурядный конфликт превращался в разоблачение вражеских происков. В обществе складывалась тяжелейшая нравственная атмосфера. Как в предвоенные, так и в годы Великой Отечественной войны люди жили с непреходящим ощущением засилья иностранных агентов и множества внутренних врагов и предателей. Малейшая попытка защитника доказать в суде обратное могла обернуться обвинениями в собственный адрес – в политической близорукости, а то и в пособничестве преступникам. Понимая это, Илья Давидович в таких случаях каждый раз искал ту единственно возможную линию защиты, которая могла хоть как-то облегчить судьбу подзащитного.

В конце 20-х ему довелось защищать разоблаченного органами белогвардейского офицера, к тому времени уже долго и успешно служившего в Красной армии. Обвинение рассматривало эту службу не иначе как подлую маскировку затаившегося врага. Адвокат же верил в искренность подзащитного, потомственного военного, слишком поздно осознавшего историческую неизбежность гибели старого режима. Илья Давидович счел нужным напомнить судьям трагические судьбы Григория Мелехова из «Тихого Дона» и Вадима Рощина из «Хождения по мукам». Разве не повторил подсудимый их тяжкий путь к признанию революции? И аргументы защитника были учтены. Так часто звучавший в те годы расстрельный приговор на этот раз был смягчен до минимума, и осужденный успел отбыть наказание еще до начала Великой Отечественной. Как позже узнал Илья Давидович, в первые же дни войны бывший его подопечный добровольно ушел на фронт и воевал до ноября 1943-го, когда геройски погиб при освобождении Киева.

В 1930-е годы репрессивная составляющая уголовной политики государства непомерно усилилась, и был развязан «большой террор». Чтобы прикрыть фальсификации громких политических процессов, адвокатура должна была сыграть свою роль в этих «спектаклях» правосудия. И Брауде, один из первых советских адвокатов с огромной популярностью, был избран для такой роли. Кровавые, заранее срежиссированные, ничего не имеющие общего с подлинным правосудием процессы принесли адвокату лишь чувство вечного страха за собственную судьбу. Нет, не они составили ему прижизненную славу, напротив, это его назначение для участия в политических расправах произошло потому, что власть желала прикрыть беззаконие авторитетом всенародно известного адвоката. Коль судилище осуществляли высшие судебные чины, коль обвинителем выступал сам Генеральный прокурор СССР, то и со стороны защиты должен был находиться адвокат номер один, тем более с таким замечательным революционным прошлым.

Он участвовал в процессах «Промпартии», «Союзного бюро меньшевиков», «Параллельного троцкистского центра», «Правотроцкистского блока». В то время адвокат был лишен права на собственное мнение: встречи с заключенными не разрешались, сомневаться в истинности обвинения запрещалось, нельзя было исследовать и отвергать доказательства обвинения. Но и отказаться от защиты было нельзя, ибо на другой день на скамье обвиняемых мог оказаться сам защитник. Защищая на втором Московском процессе, так называемом деле «Параллельного троцкистского центра», в январе 1937 года бывшего начальника управления Южно-Уральской железной дороги И. Князева, Брауде заявил, что «основной виновник преступлений Князева – это тот, кто является творцом гнусного явления, называемого троцкизмом... презренный Троцкий». Единственной дозволенной линией защиты было ограничение вины исполнением чужих планов. Робкие заявления адвокатов никак не отражались на вынесении заранее спланированных приговоров.

Московские процессы были черной полосой в биографии И.И. Брауде, в своих «Записках адвоката», изданных через 20 лет после его смерти, он ни словом не упомянул о репрессиях 1936-1939 гг.

Он продолжал работать. В 1942 году Брауде защищал солдата, который сфабриковал атрибуты Героя Советского Союза и просил суд дать возможность обвиняемому искупить вину на фронте. Суд внял адвокату: солдат был отправлен в штрафбат, дошел до Кенигсберга и заслужил боевые ордена и медали.

Во время войны И.Д. Брауде был прикомандирован в качестве лектора к Центральному дому Красной армии и к одному из отделов Наркомата обороны. В 1944 году он защитил диссертацию по проблемам судебно-психиатрической экспертизы в уголовном судопроизводстве. Был награжден орденом «Знак Почета» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». До конца своей жизни И.Д. Брауде активно участвовал в жизни родной коллегии, много лет был членом ее президиума, с удовольствием делился богатым опытом. Особенно наставлял молодых коллег не мириться с трудностями, предостерегал от поспешного прекращения борьбы за судьбу подзащитного. В связи с чем часто приводил в пример историю осуждения в 1862 году некоего молодого человека, признанного виновным в подготовке взрыва на Таракановском мосту в Петербурге. Полиция собрала против него массу улик, а он не посчитал нужным объяснить, как оказался на мосту и где провел перед этим три часа. Прежде чем подписать смертный приговор, генерал-губернатор князь Суворов вызвал осужденного, но и тогда тот ничего не объяснил. Озадаченный князь, тем не менее, приостановил исполнение приговора, а тут сыскался и подлинный виновник происшествия. А через какое-то время ранее осужденный молодой человек сам заявился к генерал-губернатору: «Теперь я могу сказать, где провел те три часа... Ее муж умер, и я женюсь».

Брауде обладал глубокими знаниями человеческой психологии и ораторским даром. Своим кредо он считал «Судебная ошибка — всегда ужасная вещь. А для адвоката, в ней участвовавшего, это конец карьеры»

Воспоминания о И.Д. Брауде

Из книги Марьяш Р.М. «Калейдоскоп моей памяти».

Глава шестая «Моя профессия – адвокат».

«Однажды, в начале пятидесятых годов, в Вильнюсе в кассационной инстанции, я услышала выступление известнейшего советского адвоката Ильи Брауде. Он защищал женщину еврейку, которая после войны была опознана как помощница надзирательницы в нацистском концлагере. Речь Брауде была красочной и убедительной, я слушала его с благоговением, но и здесь присутствовали все те же заискивающие нотки, так часто звучавшие из уст рядовых советских адвокатов. Защитник в уголовном процессе воспринимался судом как пустая, порой досадная формальность, и это не могло не отразиться на качестве судебных выступлений. Судьба подсудимого чаще всего уже была предопределена и никакие психологические экскурсы, положительные характеристики, справки о состоянии здоровья, семейном положении, занятиях спортом или в кружках самодеятельности не могли повлиять на исход дела».

Из воспоминаний композитора Тихона Николаевича Хренникова

…1937 год. Были арестованы два моих брата – Николай и Борис. Обвиняли их в контрреволюционной деятельности – печально известная 58-я статья, по которой сидело большинство в стране. Я стал повсюду писать письма и прошения. Требовал, чтобы это дело передали в открытый суд. Согласие пришло только на Николая. Мне посоветовали обратиться за помощью к известному адвокату Илье Брауде. Он дал согласие, запросив очень большой гонорар. Таких денег у меня не было, но выручили друзья, дали взаймы.

Из Ельца Николая перевели в Орловскую областную тюрьму. Мы с Брауде поехали в Орел. Илья Давыдович после встречи с братом в тюрьме сказал, что его ужасно истязали. Сам факт приезда знаменитого адвоката в заштатный город и выступление его на суде с яркой речью заставило тех, кто писал доносы, выступить в качестве свидетелей и, естественно, отказаться от своих показаний. Николая оправдали прямо в суде и отпустили домой. Для того времени это был редчайший случай, а может быть, единственный. Брат вернулся больной, измученный, и через несколько лет умер.